МЕНЮ
С 28 июня по 3 июля в рамках Арктического форума искусств Желанный берег в городе Якутске прошел VII Якутский международный кинофестиваль, программным директором которого выступил кинокритик, обозреватель журналов кино и стриминговых платформ, отборщик фильмов Егор Москвитин.
В интервью главному редактору портала ПрофиСинема Нине Ромодановской он рассказал, какими принципами руководствовался при составлении программы этого года, о стратегиях развития региональных кинофестивалей, откуда у него появилась любовь к кино и, в частности, к хоррорам, почему в самолетах он всегда берет себе место А24 и многое другое.
Нина Ромодановская:
3 июля завершил свою работу Якутский международный кинофестиваль, где ты впервые отбирал фильмы в качестве программного директора. Расскажи, как проходил отбор фильмов, которые в итоге составили программу этого года, и какие основные задачи ты перед собой ставил?
Егор Москвитин:
Программа фестиваля исследует связь между современным человеком, его народом, коллективной судьбой и историей. Все показанные на киносмотре фильмы – про то, как человек ощущает себя частью общего. Например, абхазский фильм «Последняя цена» - про последствия войны и про жизнь русских в положении чужаков, а английский фильм «Паб «Старый дуб» – про положение сирийцев, которые вынуждены ехать в Великобританию и столкнуться там с шахтерами, также ставшими заложниками реформ Тэтчер. А казахстанский фильм «Дастур» – история про традицию выдачи замуж жертв сексуализированного насилия за их насильников ради того, чтобы семья могла избежать позора.
И если первая идея программы Якутского фестиваля – показать судьбу человека через судьбу народа, то вторая идея вытекает из первой – рассказывать истории простых людей: американская картина «Хорошенькая» про отношения ребенка и отца, который в разводе с его матерью; монгольская картина «Город ветра» про мальчика, который, как и его дед, должен стать шаманом; якутский фильм «Там, где танцуют стерхи» про мальчика, который сломал позвоночник и должен вновь научиться ходить, и про его папу, воспитывающего в одиночку трех сыновей; другой якутский фильм – «Король Лир» – про старика, который оказывается в доме престарелых и соглашается принять участие в любительском спектакле, помогающем ему преодолеть душевную травму.
Особенность фестиваля – все фильмы программы должны были быть переплетены между собой, чтобы зрители смогли в очередной раз убедиться в очевидной, но очень важной мысли – несмотря на уникальность каждого отдельного человека, все мы очень похожи.
Еще одна особенность – показ жанрового кино. Фестивали и премии сейчас заботятся о том, чтобы стать ближе к зрителю. Сегодня на Оскаре побеждает либо фантастика, либо блокбастер, а в Каннах главный приз берет то хоррор, то романтическая комедия. В каждом фильме Якутского кинофестиваля тоже есть какой-либо жанровый движок: фильм-театр «Король Лир», мокьюментари «78 дней», фильм ужасов «Дастур», фэнтези «Пылающее облако».
Нина Ромодановская:
Ты часто говорил о том, как важно поддерживать региональные кинофестивали. Какая именно поддержка сейчас нужна киносмотрам в регионах, помимо финансовой, каких фестивалей и в каких отдельных регионах России не хватает?
Егор Москвитин:
Фестивалей стало даже чересчур много, и количество теперь должно перерасти в качество нашими общими усилиями. Когда мы говорим о региональном кино, то понимаем, что у него есть несколько стратегий развития. Первый – это путь учеников Сокурова в Кабардино-Балкарии, когда мастер выполняет миссионерскую работу и приезжает в отдаленные регионы, создавая там с нуля киношколу. Этот путь очень нестабильный – таких гениев и мастеров своего дела, готовых посвящать свое время преподавательской работе, мало. Это своего рода чудо. И надежда на чудо зачастую нас подводит, а надежда на труд пока недооценена.
Второй путь – строить региональную киноиндустрию на фундаменте советских киностудий.
Третий путь – это путь молодежи, которая начинает свою творческую деятельность с КВН и впоследствии приходит к созданию кино. По этому пути шли кинематографисты из Перми, Пензы, Иркутска, Бурятии и других регионов.
Четвертый путь – обретение национальной идентичности и исследование коллективного самосознания. Однако это рабочий механизм только для национальных республик. И надеяться на то, что, например, в Ивановской области произойдет ренессанс, как в якутском кино, невозможно.
Исходя из этого, можно утверждать, что каждому региону необходим один имеющий смысл, а не являющийся пикником на обочине для приезжих гостей, фестиваль, а также дистанционные или сезонные киношколы, либо квоты на обучение в главных киношколах страны. Именно поэтому на Якутском кинофестивале есть конкурсная программа студенческих работ из разных киношкол России.
Необходимо создание такой инфраструктуры проката, при которой у нас в каждом крупном городе возникнет практика предпремьерных показов или специальных показов – с обсуждениями и приездом талантов. Подобная культура общения в сфере кино просто необходима. Возможно, со временем на этом базисе вырастут свои кинокритические сообщества в регионах. Но пока это звучит как утопия.
Важно, чтобы все вышеперечисленное также происходило при поддержке государства.
Индустрии нужно дать и дополнительную мотивацию. В случае с Якутским международным кинофестивалем хорошая мотивация – возможность взять фильмы для проката и продюсирования до того, как они «выстрелят» в своем регионе. Когда-нибудь этот фестиваль может стать своеобразной выставкой достижений азиатского кино. Неслучайно наибольший интерес у зрителей в этом году вызвали фильмы из Республики Саха, Казахстана, Монголии, Китая.
Нина Ромодановская:
Якутское кино – это уже зарекомендовавший себя бренд. А можно ли оценить, у каких еще регионов велик потенциал?
Егор Москвитин:
В Сибири большой потенциал. Сибиряки чувствуют себя отдельным этносом – хотя с точки зрения науки, конечно, можно об этом поспорить. Но у них есть огромное желание поддерживать местный кинематограф. Это чувствуется и в Иркутске с его франшизами «Решала», «На Байкал», фильмом «Похабовск. Обратная сторона Сибири», и в Тюмени с картиной «Папаша в бегах». Кстати, скоро будут сюрпризы из Новосибирска.
На Урале также большой потенциал с пассионарной Свердловской киностудией и самовыдвиженцами в лице, например, кинокомпании Red Pepper Film, которая организовала свой кинофестиваль. Мне очень нравится, что уральский кинематографист Иван Соснин доказал, что для успеха в индустрии не обязательно уезжать в Москву.
В Республике Татарстан снят такой чудесный фильм, как «Бери да помни», и анимационная картина «Альмандар», которую мы недавно показывали на «Медвежонке». Татарской деревне посвящен и фильм «Второе солнце» Рената Такшимова – правда, снимали его близ Екатеринбурга. У нас у всех есть огромное желание говорить о своем народе на своем языке.
Нина Ромодановская:
Поговорим о том, как ты пришел к тому, чтобы стать кинокритиком, кинообозревателем, ведущим, членом жюри и отборщиком фестивалей и т.д. Ведь твоя карьера в кино начиналась, как и у Квентина Тарантино, с работы продавца в магазине дисков с фильмами. Именно с этого момента началась любовь к кино?
Егор Москвитин:
Да, в школе я целое лето работал в магазине, где продавал диски с компьютерными играми и кино, поэтому, действительно, и сам смотрел много фильмов и советовал их покупателям. А еще в моем родном Иркутске на рубеже 20–21 веков было две газеты о компьютерах, выходившие раз в неделю и дважды в месяц, – Computer Review и «Компьютерра». В одной из газет проводился литературный конкурс – можно было написать стихи, рассказы по мотивам компьютерных игр и выиграть диски с новыми играми. Мы с моим старшим братом участвовали в конкурсе и даже регулярно в нем побеждали. (Смеется.) В другой же газете открылась вакансия обозревателя компьютерных игр, и в 10 классе я начал туда писать. А потом мы уже стали писать не только для иркутских изданий, но и для федеральных.
Когда пришло время задуматься о поступлении в институт, то одним из вариантов стал журфак МГУ, потому что я хорошо сдал ЕГЭ. Но еще у меня, как и у всего поколения, было желание стать, как в песне, менеджером в офисе. Так что в итоге я остался в Иркутске и поступил на Сибирско-Американский факультет ИГУ, где было бесплатное российское образование и платное американское. Чтобы оплачивать учебу, я делал вид, что много пишу про игры и кино, но в итоге американское образование все равно оплатила мама, за что ей большое спасибо. (Смеется.) Зато во время учебы я активно рассылал свое резюме по российским глянцевым журналам – и однажды наш коллега Вадим Рутковский позвал меня в GQ вести рубрику, которую он и сам прекрасно вел без меня. За это я не устану его благодарить. Но быть кинокритиком, сидя в Иркутске, все равно нельзя, поэтому спустя 10 лет после окончания школы и через 5 лет после университета, я наконец понял, что пора перебираться в Москву. И все завертелось.
Нина Ромодановская:
Сфера твоей деятельности включает не только кинокритику и отбор фильмов для фестивалей, но и их прокат. И на первых порах ты говорил, что будешь ориентироваться на фильмы из секций Midnight на Сандэнсе и Midnight Madness на кинофестивале в Торонто. Как тебе роль кинопрокатчика и изменилось ли что-то в стратегии?
Егор Москвитин:
Пока меня нельзя называть кинопрокатчиком - только лишь правообладателем, потому что первые два фильма, которые мы вместе с партнерами приобрели, выпускала кинокомпания «Пионер». Сейчас уже есть понимание, что нужно самим расписывать следующие картины. Мы к этому готовимся, но пока не особенно энергично. (Смеется.) Ясно только одно – это будет жанровое кино, обладающее очень понятной эмоцией и гарантирующее зрителю определенный набор ощущений.
Поэтому мы с партнерами решили идти по стопам компании А24. И назвали свое объединение Midnight. А дальше случились три мистические истории. Во-первых, компанию мы открыли 24 июля (24.07) – и в тот же день случайно выяснили, что дни рождения каждого из нас тоже совпадают: 24.01, 24.03 и 24.05. А во-вторых, английское название первого фильма, который мы выпустили с «Пионером» – тоже Midnight. Кстати, рекомендую: это социальный корейский триллер о глухой девушке и маньяке, которому я придумал название «Не слышу зла». Ну а еще я всю жизнь беру себе в самолетах место А24 – и только недавно до меня дошло, почему.
Нина Ромодановская:
Ты курируешь «Хоррор Фест» и секцию «Дикие ночи» на ММКФ, которая также включает много интересного жанрового кино, поэтому как эксперта в этом вопросе хочу тебя спросить, какие изменения претерпел жанр хоррора за последние несколько лет и что, на твой взгляд, его ждет в будущем?
Егор Москвитин:
Говорить, что жанр хоррора именно сейчас стал возвышенным и интеллектуальным, нельзя, потому что в любое время были фильмы ужасов, которые выделялись высоким уровнем драматургии и киноязыка среди других представителей жанра. И «Ребенок Розмари», и «Кабинет доктора Калигари», и «Носферату, симфония ужаса», и многие другие.
Одна из причин расцвета жанра хоррор – выход в 1999 году фильма «Ведьма из Блэр», именно он на своем примере доказал, что низкие инвестиции могут принести высокий доход. «Ведьма из Блэр» считается одним из самых рентабельных фильмов в истории кино, однако важный причиной высоких сборов все-таки стал продуманный маркетинг и заложенный на него бюджет. Получается, хоррор – еще и жанр, в котором можно выгодно дебютировать.
В том же году вышел фильм ужасов «Шестое чувство», номинированный на премию Оскар. Благодаря нему в хорроры стали возвращаться звезды Голливуда.
Свой вклад развитие жанра хоррор вносят и фестивали, в частности, секция Midnight на Сандэнсе и Midnight Madness на кинофестивале в Торонто, на которых традиционно показывают интересные, осмысленные фильмы ужасов. В 2017 году на Сандэнсе показали «Прочь», в Каннах – «Убийство священного оленя», в Венеции – «маму!», а в Торонто – «Тельму».
Наконец, в том же году один из журналистов придумал термин «пост-хоррор» – это хоррор, в котором ужас нагнетается очень медленно, в нем много драматизма, психологизма и глубины. Впоследствии все активно стали использовать этот термин, а сам журналист признался, что «не ожидал, что шутка зайдет так далеко».
Теперь термин пост-хоррор вошел в обиход и широко используется в кампаниях по продвижению фильмов. Потому как зритель знает, что пост-хоррор подразумевает нечто необычное и интеллектуальное.
Нина Ромодановская:
Можно ли выделить какие-то тенденции?
Егор Москвитин:
Первая тенденция – происходит переосмысление опыта женщин через фильмы ужасов. Примером служит новая экранизация «Человека-невидимки», где невидимка не гениальный изобретатель, а мужчина-абьюзер, от которого невозможно уйти.
Вторая тенденция – развитие боди-хорроров, которые практически заставляют прочувствовать чужой опыт. Как фильм «Субстанция», который был показан на недавнем Каннском кинофестивале и картины «Сырое» и «Титан» Жюли Дюкорно.
Третья тенденция – популярность этнических хорроров, так называемых фолк-хорроров. Недавно в Торонто показали первый оригинальный фильм Netflix из Саудовской Аравии – про девушку и парня, которые отправляются в пустыню на вечеринку. Якутский фильмы ужасов также вписываются в эту тенденцию.
Четвертая тенденция – появление слоу-бернеров, фильмов ужасов, которые очень-очень медленно погружают в атмосферу страха.
Пятая тенденция – хоррор как психотерапия. «Коко-ди коко-да» – фильм про родителей, потерявших ребенка. «Дом на другой стороне» – про женщину, вышедшую из созависимых отношений. «Моё сердце не будет биться, пока ты не прикажешь» – про семью, где один из детей живет с физическим недугом. Ну а «Все страхи Бо» и «Герой наших снов» – психоанализ в чистом виде.
Есть также шестая тенденция, которая, однако, немного тревожная – это совсем не страшные пост-хорроры. Подобные фильмы не дают зрителю ту эмоцию, которую он ожидает. Например, «Полночь с дьяволом» – это скорее смешно, чем страшно, и часть зрителей из-за этого теряют доверие к жанру.
Нина Ромодановская:
В «Полночи с дьяволом» все-таки есть несколько страшных сцен. А вот хоррор «Пять ночей с Фредди» этим не отличился. Можно ли, кстати, считать тенденцией адаптацию детских игр и сказок в фильмы ужасов?
Егор Москвитин:
Да, точно, ты права! Однажды я прочел книгу, в которой на странице слева были сказки братьев Гримм в оригинале, а справа – их современная адаптация писателями, такими как Нил Гейман и Рианна Пратчетт.
Оригинальные сказки всегда строятся на ужасе. Ужас – дидактическая вещь, поэтому после прочтения подобных книг дети пытаются найти авторитет среди взрослых, становятся более внимательными и послушными. Ну а детство – это место, куда хочется возвращаться, даже если там страшно. Отсюда успех «Очень странных дел».
Нина Ромодановская:
На Хоррор Фесте всегда очень смелая и любопытная программа авторских фильмов ужасов. В этом году он пройдет по традиции зимой, можете ли поделиться, изменится ли подход к отбору хорроров в этом году, может, есть задача включить больше российских проектов или популярных сейчас боди-хорроров и психологических триллеров?
Егор Москвитин:
Спасибо за такую оценку! Хоррор Фест – международный фестиваль, поэтому, как минимум, один российский фильм в программе должен быть. Но поиски этой российской картины – всегда головоломка.
У нас в стране есть несколько производителей фильмов ужасов, которые делают проекты по американским лекалам, которые даже уже для самих американцев устарели. Вторая сторона индустрии– фолк-хорроры и авторские ужастики. Но после того, как для России закрылись международные фестивали и зарубежные продажи, поджанр фолк-хоррор перестал быть коммерчески привлекательным.
Поэтому расцвет жанра хоррора в России откладывается, но есть отдельные уникальные авторы и их работы – например, якутский фильм «Граница», и сценарий Георгия Лялина, который называется «Камень» и может стать российским аналогом фильма «Ведьма» Роберта Эггерса.
Анатолий Сергеев из компании Кинологистика вкладывается в очень интересные хоррор-проекты, которые мы, надеюсь, увидим в ближайшее время. Есть и Владислав Северцев, спродюсировавший короткометражный дебют «Бежать некуда» нашего коллеги Дмитрия Барченкова, он сейчас работает над полным метром, но уже в Голливуде.
Нина Ромодановская:
Известной среди синефилов викторине Кинофан скоро исполнится 10 лет, она уже вышла за пределы в Москвы и проходит и в Петербурге. Почему тебе важно оставаться ее частью, учитывая сколько других проектов ты сейчас ведешь?
Егор Москвитин:
Кинофан – это не только викторина о кино, но еще и большой клуб друзей. Он очень помогает мне и в других видах деятельности. Благодаря тому, что ты придумываешь загадки, а потом видишь, сколько команд на них ответили, ты не отрываешься от своих читателей и знаешь, что они на самом деле смотрят и любят.
Благодаря Кинофану, который за последние годы стал более доступным, популярным и дружелюбным, я и сам, как мне кажется, научился более ясно и доступно объяснять все свои мысли о кино читателям.
Когда ты кинокритик и смотришь много фестивального кино, велик риск начать писать так, что тебя будут понимать только твои же коллеги. А это противоречит самой идее кинокритики – делиться с другими своей любовью к кино, делать его ближе и понятнее зрителям.
Кроме прочего, Кинофан – еще и полигон для решения моей самой большой проблемы: неумения делегировать работу и правильно организовывать свое время. За последний год, когда я нашел для Кинофана продюсера Инну Голик и стал больше доверять команде, он стал действительно стабильным, развивающимся бизнесом. Кинофан сейчас проходит и в рамках фестивалей, например, в Выборге, его можно продавать как корпоративный инструмент для различных кинокомпаний, стриминговых сервисов, телеканалов.
Кинофан может в будущем стать местом сбора фанатов кино в каждом городе России, благодаря чему и прокат кино станет по-настоящему региональным: когда мы будем покупать для проката в России фильмы, кинофаны станут их первыми зрителями и, надеюсь, амбассадорами этих картин в своих городах.
Нина Ромодановская:
У тебя насыщенная программа командировок в 2024. Чем запомнилось первое полугодие этого года, какие, например, самые яркие фестивальные впечатления?
Егор Москвитин:
В этом году я впервые попробовал сделать фестиваль семейного кино Медвежонок. Это оказалось гораздо сложнее, чем я думал, потому как семейные фильмы в своем производственном цикле по датам выхода в прокат не ориентированы на фестивали, а привязаны к праздникам. Когда я собирал программу, выяснялось, что тот или иной фильм будет готов только ровно к премьере.
Это даже было немного страшно – у меня есть опыт общения с фестивальной публикой, с любителями хорроров и сериалов, а на этот раз задачей было сделать интересный фестиваль именно для детей. Надеюсь, этот опыт приблизил меня к тому, чтобы стать человеком семейным.
Нина Ромодановская:
Сейчас ты работаешь над сценарием собственного фильма. На какой он стадии и кем ты себя видишь в этом проекте – только сценаристом или еще и продюсером, режиссером?
Егор Москвитин:
Главное для меня сейчас дописать сценарий, чтобы быть уверенным в том, что мне это по силам. Все вещи, к которым приступаю в первый раз, я делаю с большим страхом, очень долго и с какой-то ненавистью к себе. В итоге перфекционизм превращается в авральную работу перед дедлайном. А когда явного дедлайна нет, то проект может и не случиться. Вот с этими своими крайностями мне хочется научиться быть союзником. И это сейчас задача номер один. А, дописав сценарий, я, возможно, однажды захочу и спродюсировать, и даже снять какой-нибудь фильм. Но вот играть в я нем точно не буду, обещаю! (Смеется)
